Алина Гржибовская

Истории и секреты

February 12, 2001

Здравствуйте

Я - заложник электропоездов, скрипящих и еле продвигающихся по ржавым рельсам, сквозь дикие леса берез, по железным мостам с ящиками для песка. Эти тупики и дерганья расписаний превращают мою жизнь в не мою жизнь, а в какое-то глупое ожидание, утешение, умножение. А эти контролеры - некормленные люди с щипцами в руках. От них - можно наблюдать гонки по горизонталям перрона - успел-не успел. Когда-нибудь я куплю себе машинку, быстрее ветра и бури, доеду до города и оставлю на платной стоянке.

Здравствуйте.

Я - заложник уличных пробок, сломанных светофоров, ремонтов дорог, временных объездов и троллейбусов, у которых ниспадают штанги. Я боюсь инспекторов дорожной полиции, ставить машину не в том месте, бензоколонок с курящими работниками. Моя жизнь - руль да педали, взгляд вперед, скорость, говорящее радио.

Только люди, борящиеся с обстоятельствами, погибают в неравной борьбе.
_

ПОМНИШЬ

Помнишь, летом надувает северный ветер, несущий грады и метель. Да, зима уже позади и в то же время - впереди, все впереди - и рождество, и твой замечательный день рождения, и весенняя Пасха.

Помнишь, мы были на море, где намыло острова и вода была еще ледяная. Но солнце палило и вызывало головные боли. Где-то оставались наши следы ненадолго. Я все предлагала Артуру обменяться нашими представлениями. Ну, не обменяться, а одолжить друг другу что-то. Вот у меня их очень, ну очень много. Так что и ничего не получается. А у него их нет, да и не считает он, что кто-то кому-то поможет в этой жизни. Так что шмели летали вокруг своих домов в сваленных деревьях. На другом берегу впадающей реки стоял бог тюленей. Он был для нас могущественен и страшен.

Помнишь день рожденья не моего друга. И я покупаю кактус. Рисую два рисунка, пишу два текста, вспоминаю о романах.

День рождения не моего друга. Мне звонит его девушка и спрашивает что ему подарить, что ему подарить. Потом звонит с другого конца города и спрашивает его размер приблизительно. А мне то что. Пятидесятый или сорок восьмой. А мой брат уехал работать в Германию, мама живет в столице нашей страны, а отец, папа, уехал жить в Израиль. Это довольно молодое государство с высоким уровнем житья. Он поехал совсем не потому, что похож на еврея, а потому, что давно мечтал жить за границей. А я давно уже не мечтаю об этом. Я все по телевизору смотрю. Скука. Завтра день рождения у друга моего друга. Мой друг давно придумал что ему подарит. Но лучше и колючее моего кактуса нет ни у кого.

Каждый день в утро начиная с газеты на отстраненном языке, который удобен для сервиса. Я читаю угол газеты с фотографиями персонажей, встречающихся на улицах столицы. Это - столичная газета.

Так я поднимаюсь по лестнице, где у двери меня ждет голодный кот, и пыль по углам, и недорисованное домашнее задание, и недостиранные белые футболки. Я уже не говорю про какие-то ежемесячные счета, документы, письма родственникам, сражающимся с жизнью в очень неродных, но богатых землях-странах. Разбросаны не по порядку страницы писем человека из южных стран, где весной начинает цвести пустыня, где люди ходят в черных шляпах. С полом вместе неубранная гостиная никого не ждет к себе. Посуда моется только по субботам.

А радио каждые полчаса спрашивает меня "Ты меня слышишь?". А телевизор "Оставайся вместе с нами!". Этак все меня разрывают по частям. Остаются только треугольные уголки, оторванные от пакетов с соком, презервативом, молоком с надписью Atvert seit. Я завтракаю и иду гулять.

Все любят меня и звонят мне. Женщины и девушки вводят меня в разговоры о далеких и поэтому идеально-загадочных мальчиках. А где эта любовь без интереса - это даже не найдешь где-то там. Как венок из самых душистых трав и цветов. Сваливается к тебе на голову и кружит запахом, цветом и красотой. Из-за росы и травинок не видно чистой радости, не слышно ручейка (какого ручейка?). Цветочки вянут. Мы говорим: "это была любовь как болезнь". И мы желаем ее своим друзьям и боимся ее в своих детях. Пережившие майскую грозу, строим кирпичные домики Наф-нафа.

И тогда начинается серьезная и сознательная жизнь. Билеты, чеки, аэропорт. Чемоданы - мы строим свое будущее. Работа, там же цинизм, сочувствие из него же и свои милые привычки, из которых делается наша уже настоящая и очень нежная, нежная… Нет, ну уж не жизнь. И исправление привычек. Новые люди, новый покой. Баня, друзья и новые ароматы из магазинов. Все это прекрасно. Главное - улыбаться от дантиста, раз в полгода навещать психотерапевта, жене - гинеколога и мужа вести к его врачу (пардон - не знаю названия).

Иногда. Да, иногда меня тревожит моя первая и старая любовь. Как давно ее уже нет и только сейчас я поняла, что это была она. И я оказалась слишком понятой. Хотелось бы еще раз ее увидеть. Меня очень тянет. Конечно это мои фантазии, но что как ни они рождают все наше окружение. Именно то. Надо спешить, потому что то, что ты хочешь, уже сбылось. Че это я. Вопросительный знак. Это я все к тому, что фантазии реальнее реальности если они в глубине человека, тогда это больше, чем он. Тогда это его судьба, что-ли. Как бы вам объяснить.

Помнишь, как плохо на Новый год.
Да, тяжело на новый год, это запланированный праздник. Душит меня и хочется лежать тихо и слушать, как по улице ходят люди. Прошагивают по лужицам, которые я знаю наизусть закрытых глаз. Я могу прошагать по моим лужам как пехотинец, чтобы скорей испортить обувь и отнести обувному мастеру. Его мастерская располагается в одном доме с прачечной. Это рабочий квартал. Раньше этот мастер работал в Царникаве, местечке под Ригой, где я живу. Он любит вспоминать то время и Царникаву. Да, Царникава, Царникава, говорит он. Там у тебя случайно никто не сдает на лето дачу? Да, нет, у меня мало знакомых в Царникаве.

Мы попьем с ним крепкий растворимый кофе, который я никогда не пью, а он съест дорогое пироженое второй или третий раз в жизни. Дырявя мои ботинки и прошивая их, мастер будет задавать вопросы, срывая мои убеждения и удобные для меня принципы обидчивости. Действительно, играть и выигрывать деньги не означает проигрывать любовь. Он рассказывает, что сейчас - весной - куча заказов, потому что весна наверное.

Но я думаю, что босиком можно дойти много дальше. Чем в обуви.
_

УЛИЦЫ

В нашем городе есть такие сладкие улицы, когда рано утром и во второй половине дня большая фабрика счастья разливает запах шоколада. Тогда хочется съесть все машины, дома, деревья, потому что они - шоколадные. Но я разума не теряю и бегу в ближайшую лавку за шоколадкой. Каково же мое разочарование, когда я жую и понимаю, что шоколад не такой вкусный, как запах; не такой вкусный, какая красивая обертка; не такой вкусный, какая блестящая фольга; не такой вкусный, как волшебство в рекламе, что напоминает детство.

Моя подруга работает в магазине сластей. Обычно я - ее последний покупатель. Я играю в Карлсона, держу в руках кулек с конфетами и машу ей. Расплачиваясь, я задаю свой вопрос, когда же появятся мои любимые пропавшие ириски "Золотой ключик". Ай, все равно конфеты не такие вкусные, как мечта о них. Только один раз в моей жизни я ела конфеты реальнее, чем мечта. Мне их прислали из Франции. Такие красивые, что так быстро кончились, что я и не заметила.

Есть улицы, полные воздуха. Воздух - это запах боли. Почему? спросишь ты. Потому что если плохо, то так больно от того, что так хорошо на улице. Что ты, может быть чувствуешь один. Так прекрасно - хоть что-то чувствовать. Просидеть весь день в помещении, чтобы не выместить боль туда, а с темнотой выйти на улицу. Выйти на проспект с грязью и могильными домиками рядом, где мимо мчатся трамваи и мешают машинам. Кто-то курит мне в лицо. Я жмурюсь и задерживаю дыхание. Боль прячется в темноте и теплоте. И больше не мешает.

По срочным делам я иду по шумной центральной улице. Шум в ушах и думаю, какой громкий город. Мысли мои одиноки. Я воображаю себя такой несчастной в этом гуле. Но в какое-то мгновение шум уехал с шеренгой машин к тем, следующим целям, а другие противопоточные машины смирно встали у красных светофоров. Вот это тишина. Блин, тишина в городе, если не за что уцепиться - вот это страх.

Есть больная улица. Туда недавно переместили станцию скорой помощи. И теперь мы каждые полчаса слушаем вой сирен, проносящихся белых, по-новому оснащенных машин, перемещающихся на красный свет и трубя на весь свет о том, что кому-то стало плохо. Как оглядываются зрители, как тормозят машины. Мы заметили, что есть какие-то специальные дни сердечников, когда скорые машины ездят по вызову в два раза чаще, чем вчера.
_

СВИДАНИЕ

Кончились славные деньки с эйфорией, пьющей воздух, проносящейся мимо кладбищенских домиков и ненаписанных стихов. Кончились разговоры с прошлым через близких родственников и изучения скриптов и скрипов половиц старого-старого обычного трехэтажного дома с кочегаркой рядышком. Кончились мысли и сплетни, закаты со слезами на глазах, кончились неначавшиеся отношения, которым было дано слово не начинаться. Кончились глупые переходы от одной остановки к другой и взгляд в тишину, поездки, которые никто-никто не знает и не нужно. Кончились короткие взгляды прохожих и поцелуи на зеленый свет светофора, с криками "почему именно под машину вы хотите попасть?!!!" и странные глупые недельные клипы, которые никто даже не обязан помнить, даже захолустный ди-джей. Кончились. Кончились. Звонки старым знакомым и учителям, глупые выходки в школах и салаты в ресторанах. Голова окунулась в море, море окунулось в душность. Душность старых подушек, на которых плакал ребенок. Выключился свет настольной лампы у домашнего задания и кончились каникулы у детей, и теперь на роликах они катаются в три раза реже, прореживая воздух у речки с вербой и проснувшимися лягушками. Кончилась довольно долгая дружба. С результатом вничью мы сыграли. Никто не отыгрывается. Слишком дорого. Пропало и унеслось вместе со звонком. Моего бежевого телефона.

Перед свиданием я иду в белую аптеку за маленьким пластырем по 3 сантима и за дорогим презервативом большого размера. Шагаю через теплый ветер. У нас встреча у кино. Я кричала, что опаздывать нельзя. Иначе не буду дружить и не будут использованы дорогие презервативы большого размера. Меня ничто не останавливает, тем более легкое прикосновение гуляющего спаниеля. Люблю мягких и больших собак. Опаздываю на трамвай, но не плачу, как вчера, а тихо сижу на скамейке и никого не трогаю. Приближение следующего трамвая я угадаю по позе старика, наконец выпрямившего спину.
_

ДЖАЗ

Представьте себе джаз. Если хотите, конечно. Ну, если нет, читайте дальше.

Пришли мы с моим другом. В холле дорогой гостиницы собрался народ. Встали мы на втором этаже на балконе и смотрели вниз, на джаз. Надо было мне послушать джаз и что я в нем не понимаю. Это как музыканты играют и не путаются в такой сложной музыке. Никакой мелодии - одни прыжки в разные стороны. Ну, ладно. Это их дело, конечно.

Слушаем джаз из четырех музыкантов. Смотрим сверху. Видим, три девушки в красном, передвигаются между неровными рядами и их видно очень далеко и очень высоко.

У моего друга назначена встреча с девушкой. У нее в голове много хороших проектов и желаний. Я года два с ней была большой подругой и училась в одном классе. А сейчас я смотрю и ни меня ни ее ничего не трогает. Вот тебе и романтика. И это самое лучшее, что есть и что бывает. И хотя она экстравагантна и ходит, подпрыгивая и перекачиваясь, мне это не напоминает инопланетянина. А вот художница Илва - инопланетянин настоящий, не маринованный.

Наконец, джаз заканчивается, выходит певица. Может хоть сейчас будет музыка по правилам хоть каким-то. Певица поет всем знакомые песни достающие как реклама, но не более. А мы после ночи "Едоков рекламы", и объевшись роликами, упившись водки и надымившись суперсигаретами. Все такое-такое-ну-такое-глупое. А певица джазовая или просто певица (она знакомая моего парня и мы опять садимся в первом ряду за самый ближний к сцене столик) поет и иногда завораживает, и толстый иностранец, которого уже ничто не может сдвинуть с мягкого гостиничного кресла, свесил брюшко с третьего этажа балкона посмотреть, кто же все же сейчас и еще нормально поет. Четыре музыканта играют джаз, певица двигается красиво, как кошка породистая или того похуже, и я вспоминаю, что должна сходить завтра на аэробику.

Вся эта непонятная музыка длится недолго. Я еще и разобраться не успела, как представление закончилось на перерыв. К нам в лифте подошел прибалдевший паренек, который учится на радио или на радиста - все равно он хочет познать мир, как он говорит. Я понимаю - в смысле: как все же устроены чудо-мобильники? Вот он и слушает джаз - хорошая/нехорошая энергия и так далее. Он говорит, что путешествует по джазу и побоку ищет приятеля, который продает травку.

Мой друг говорит: Все фигня, кроме пчел, и сам работает как пчелы. Настоящий пчел. Так вот, я отвлекаюсь. Он влюбился сейчас, какая досада. Певица любит это влюбленное обожание и от этого поет лучше и внимательнее. В перерыве она говорит моему другу: "Твоя девушка пошла искать туалет? Ее долго не будет. Тут туалет можно найти только на 7-м этаже."

Ну не фига, не фига. Я знаю где туалеты в этой гостиннице. На третьем этаже очень смешной: мужская комната с писсуаром (я правильно написала это слово?), она же смежная в женскую. Спустившись вниз, я встала в очередь за капуччино. Это неплохой напиток, потому что я не могу его быстро выпить: всякие пенки и шоколадный порошок покрывают кофе и он долго стынет. В очереди я разговориваю с моей бывшей одноклассницей. Она только что на 7-мом этаже видела Щедрина! Это муж Майи Плисецкой, не знаю, правда, чем он так велик и интересен, но допускаю, что их долгий брак - это уже большой подвиг в мировой культуре. По словам Карины, все просто лишились дара (этого Божественного) речи, увидев господина Щедрина. Но я сомневаюсь, что его кто-либо узнал, кроме Карины.

Строить из себя невежду очень удобно. Но лучше этим не гордиться , а просто не брать много в голову, ведь в мире всего так много. Но отсутствие знаний не отдаляет от тупости, а я так на это надеялась.

Я смотрю на певицу и думаю, вот какая состоявшаяся и преуспевающая. А потом уже пошла в степь типа: преуспевающие люди не любят неудачников. Не любят, не любят. А потом уже никого не любят. У них привычка такая. Преуспевающие люди потом у психологов учатся любить да и просто просто просто общаться. С таким пареньком в лифте. Или в очереди с кем-то.

Певица имеет бархатный и громкий голос, наслаждение, которое она получает от его использования. Я не понимаю и не могу никак представить, что чувствует мой друг, слушая ее. Ему наверное жаль, что пока певица не поет что-то свое. Но это ничего. Главное, что она поет, думаю я и не знаю, хотела бы я петь. Наверное да. И на следующий день я заливаюсь соловьем: вспоминаю все свои любимые детские песни и воплю и вою их, голосистая.

Впрочем, тогда вечер провели не пусто. Сходили после джаза в самый большой магазин города полдвенадцатого вечера. Купили фруктов и сока. Сухие бананы и йогурт. Еще я купила и слушаю звуки самого моего теперь любимого фильма Тарантино про стюардессу Джеки Браун. И вот я тоже работаю в магазине в синей форме и когда я иду на работу и с работы с сумкой на плече, я вспоминаю 44-х летнюю героиню. А моя молодость длится вечно. И я знаю кем я стану в 30-40 лет. Все вокруг меня будут называть стервой. И иногда я буду плакать от одиночества, но все мне будут завидовать. Моим любовникам, деньгам, лицу и счастью. Вот как проста жизнь личности.

Это я ёрничаю. Как вчера я встретила такого смешного молодого человека. Я думаю о нем, как о несчастном, хотя ему по большому по кайфу своя жизнь. Он продавец в бутике, всех считает ничтожествами. Со школы привык достойно встречать все коммерческие праздники, такие довольно нетрадиционные. Перед такими мероприятиями он наряжается в свой лучший имидж черта и так возбуждается и агрессирует на всеx покупателей. Но сегодня он был грустен, ведь праздник кончился. И ходит он в простую пирожковую за пирожками с капустой. Где обычно встречаются маленькие одноклассницы и одалживают у соседей по столику всего-то по 2-3 сантима на недостающий пирожок с изюмом.

У простого народа все проще. И счастье у него простое, настоящее и попадается чаще. Ведь вот какое бывает в жизни: осенью подключат отопление после двух-трех продрогших недель. А в 30-ти градусном апреле - отключат, когда уже все окна нараспашку. И хорошо, наконец-то облегчение народу: за квартиру платить меньше. Вот это жизнь, вот это любовь. К людям.

И если опять подумать про девочек в кафе и богатого торговца из бутика, то в нашем городе все довольно перепутано пока и потому еще нет дискомфорта и положения, обязывающего положения. Но как этим благом пользоваться, я не знаю.

Мы с моим другом ездим в поездах каждый день. Никакого покоя. То люди про свою жизнь рассказывают, то эти психи из религиозных сект к людям пристают и про бога рассуждают.
В московской церкви на Красной площади меня служащая там женщина учила ставить свечки. Нежно, а не тыкать как колы в землю. И кончики свечей вначале надо подержать под огнем другой свечки а не пихать их и удерживать равновесие. А потом в привокзальном туалете я услышала разговор бабулек: надо ставить свечки не только за своих близких, но и за врагов.

Я врагов не знаю. Я знаю только одного придурочного дядьку. Он зашел прямо на Пасху в магазин и накричал на меня. Выкрикивал проклятия и обзывался. А на следующее воскресенье пришел и испуганно посмотрел на меня. Но мне он был пофиг, хоть он и очень обидел меня и напугал, хоть он и полный козел, но мне до него нет никакого дела.

Это воспоминания всякие. Это только так женщины могут. Мужчины же ни фига не помнят. Очень такие реальные и все в настоящем да в настоящем живут. Не понимаю, зачем тогда память. Они редко могут отвлечься от жизни вообще. Очень милые существа женщины. А мужчины красивые.

А потом меня спросили, ну как там пела эта певица и как джаз вобщем. Громко пела, ответила я. И подумала: "Как остороумно сказала".
_

СИМФОНИЯ

Я вычеркнула наконец всех своих друзей из тетрадочки. Я заработала кучу денег и никак не могла их потратить. Наконец, я купила краски, и у меня денег осталось ровно столько, что хватило бы купить всю никчемную дружбу. Но я решила пойти в Оперу на 9 симфонию Густава Малера и Рахманинова - 3 Концерт для фортепьяно. Всего-то 3.50 лата.

На перроне Царникавы я встретила своего парикмахера. Он красив и обаятелен, он умный и добрый. Он высокий с черными волосами и большими глазами. Он - само совершенство! Что ж, Боже, спасибо, что я не влюбилась в него, и перрон не поехал из-под моих ног. Его зовут Вахтанг. Он иногда работает моделью, и сейчас ехал показывать очередную коллекцию.

Мне нравится в опере. Потому что там не курят и нету пьяных. В отличии от вокзала. Ну, а не нравится, что некоторые строят из себя таких культурных-культурных и выгибают спину, шикая на своих детишек. Ши-ши, занавес.

На сцене все в черном, то есть торжественном. Музыка - нечто про конец света. Очень актуально в последнее время.

В антракт я встречаю все того же Андрейса Юнкерса, бессменного обитателя оперы. Он не тратит на нее денег, он идет через черный ход. Этакий оперный домовой, там с пеленок. Он журналист и говорит, что колонки светской хроники легко и быстро пополняются свежими сплетнями, стоит только раз в неделю сходить в оперу.

Говорит без умолку. "Привет! Что-то ты в оперу зачастила. А ты видела мое тебе поздравление на Женское 8 марта в газете "Час"? Я там написал, цитирую: "Алина! Поздравляя вас с праздником, хочется заметить, что взаимное общение, приключившееся в пятницу в ресторанчике у Оперы, было обогащающим друг дружку. Его срочно нужно продолжить и углубить на неделе. Юнкерс." Так почему ты мне не позвонила? - спрашивает мой наивный Андрейс. Интересно, как я могла знать, что меня поздравят через средства массовой информации, а не просто позвонят по телефону, как это сделал, к примеру, друг моей сестры Дима Ранцев или друг моего брата Дима Черенков, или просто дядя Роланд. Это стиль Юнкерса. Творчество для себя, опрокинутое кверху дном и опорожняющееся через сито каких-то неясных соприкосновений с действительной реальностью, о чем и оповещающее весь мир так до конца и не сформулированными фразами.

Мы шатались по не очень запутанным лестницам дома оперы, громко со всеми здороваясь. Все были почему-то недовольны этим. Высшее общество все-таки.

"А я сейчас с детского праздника Лимпопо!" - вопил радостно Юнкерс, пугая движущихся по кругу временных обитателей дома искусства. "Да, ты уже какой год пишешь про это Лимпопо." Да! И еще раз да! Меня уже дети все в лицо знают! Они уже меня как родного любят! После оперы посмотрю показ мод, потом пойду на бал весны, встречать лето, потом хочется потанцевать на дискотеке. А теперь что ли пойдем в президентскую ложу, в бельэтаж. Давай-ка перекинем твое пальто из твоего гардероба в наш гардероб. Заодно я хочу тебя познакомить с мальчиком, который мне нравится."

Пока я забирала свое пальто (вежливое "Вы уже уходите?"), Юнкерс настойчиво что-то рассказывал молодому человеку, работающему в гардеробе. Я услышала: "Вот, девушка не хочет больше у вас тут в опере находиться. Ей не нужен Малер и эта девятая симфония! Она влюблена…

Как, кстати, поживает твоя очередная любовь?- уже на лестнице интересуется мой неугомонный спутник и, не дожидаясь какого-либо ответа как бы вздыхает, - Ах! ты такая любвеобильная, а я вот уже комплексую, что не чувствую ничего…" Все, мое сердце разбито, Юнкерс. Моя любовь убита. Он сделал нечто плохое. "Как !? Ты уже его ненавидишь! Впрочем, это одно и тоже" -нес Шаврей, потом спрашивал: "Хорошо ли я себя веду?"

Юноши Карлис и Янис - работники гардероба - стояли у гардероба и играли в морской бой. Культурные игры, не то что у тебя, Юнкерс, думаю я. "А-а помню, я в школе в такое играл! Вот девушка наконец-то пришла в оперу. Примите, так сказать, пальто. Тут ей у вас очень нравится. Особенно Густав Малер и долгожданная девятая симфония."

"Ну, как тебе Карлис? Правда, он такой симпатичный!!! - восторгается Андрейс.- Недавно я стащил с одной презентации целую бутылку коньяка и принес ему. Он обалдел! Хи-хи-хи…"

Юнкерс! - типа праведно возмущаюсь я - если ты чувствуешь себя сильнее, то перестань играть с мальчиком. Играть можно только на равных!

"Ну, да-да…" - кивает он и переводит стрелки, указывая на бюст: "Это знаменитый латвийский дирижер. Он уже умер, умер в самолете. Поэтому и памятник, что умер, конечно. Да дело не в этом. После всех сабантуев и презентаций на этом пьедестале оставляют все пустые бокалы, рюмки и бутылки. Дико смешно!"

Президентская ложа. Видно все. "Кофе тут, Андрейс, невкусный. Дорогой, а из этих кофейных аппаратов" - жалуюсь я вроде как, но просто я больше не знаю, что говорить. Мне кажется, что все и так понятно. "Это - к директору, Пруту. Правда, он уехал сейчас, гад. В отпуск на 10 дней. Не сказал, куда. И с кем…" "А ты ревнуешь?" "Я !!!? Нет, конечно. Он не в моем вкусе. Я тебе покажу с кем я познакомился" - достает визитку с фоткой толстого мордастого дяпана. "Ну, как тебе?"

Все! Все-все… После этой симфонии теперь можно спокойно умереть. Какой нафиг показ мод!! Да какой бал встречи лета! Никаких дискотек, все-е… - умирал Юнкерс изучая положения дел перед показом мод. Так он восхищенно ныл, пока не выловил одного из всех встречающихся знакомых - ученого моды. Они уединились у окна. Я же протиснулась поближе к подиуму, где было видно все, кроме того, что за кулисами. Перед показом мод раздавали вкусные коктейли. Входящие хрустели очаровательными приглашениями на пергаменте в одной руке и тонкими девушками в другой. Пока задерживалось представление, я невольно могла услышать разговор двух прелестных девушек, которые модели, но на этот раз по своим причинам не попали в эту шеренгу. "У меня, понимаешь ли, - говорила одна, - такая классическая красота, у меня все в порядке. А в этом шоу сейчас нужны были такие, ну, как бы сказать, ни рыба ни мясо. Да, вон как Ланка пошла, ее взяли. А тебя почему не взяли?" "А я была в Венеции на карнавале, и вообще не знала, что был набор."

Вахтанг вышел на подиум, весь в такой тепло-черной одежде, сверкая глазами. Так легко и свободно, так держа публику, играя с ней в перегонки до финиша экстаза. Как взвизгнули девчонки на первых рядах. Как сурово посмотрели подобия мужчин. Неужели надо родиться ангелом, чтобы быть им? Не-е, это счастье просто видеть и знать это. Это и есть живая симфония. Вот теперь и можно умирать. Ой, нет, не надо, вообще-то не надо конца света. Ведь я еще не ангел.

Я ехала домой на последней электричке и когда не разговаривала с Вахтангом, думала об Андрейсе и любви, о музыке и моде. Несчастный он какой-то был сегодня, Юнкерс, вспоминая, подумала я. Но у него все в порядке. Как и у меня.
_


Примечание* Все имена собственные и названия мест в тексте изменены. К лучшему.

Назад