Сергей Тимофеев

Двадцать фотографий довоенной Грузии

October 13, 2008

Я прибыл на поэтический фестиваль в Грузию с чемоданом, полным книг. Еще у меня была бутылка бальзама для старинного друга моего отца и фотоаппарат SONY Cybershot. Я потерял этот фотоаппарат в Батуми, когда мы смотрели построенные там французами музыкальные фонтаны. Карточка на 2 Гб была почти полна снимками. Ничего, я попытаюсь восстановить некоторые из них и даже представить, что бы я смог снять позже, если бы фотик остался в моем рюкзаке. Просто опишу, какой я увидел Грузию в этом июле, когда о грядущем военном конфликте, казалось, не говорило ничего.


1. Романтичного вида священник в черном  в толпе встречающих в тбилисском аэропорту в 4 утра. У него седая борода и темные глаза. Полицейские и просто встречные прикладываются к его руке. Он появляется то в зале, где прибывшие ожидают свой багаж, то уже на выходе. Кажется, это священник аэропорта, который трудится и днем и ночью, встречая рейсы и осеняя крестным знамением взлеты и посадки.

На самом деле это митрополит Цхинвальский, он представляет грузинскую церковь в Цхинвали и грузинских селах этого региона. В аэропорт он прибыл, чтобы лично встретить одного из участников нашего фестиваля, Диму Строцева из Минска. Что их связывает? Митрополит побывал один раз на выступлении Димы в Москве, ему понравилось. Теперь Дима – его Гость. Поэтому он едет его встречать среди ночи и потом почти каждый день появляется на одном из больших черных джипах разных марок, чтобы отвезти в свою монастырскую резиденцию, или повозить по Тбилиси, или просто повидаться. Для меня встреча со священником в аэропорту – символ той религиозности, которая здесь абсолютно естественна и привычна. Первые христианские общины появились в Грузии еще в начале IV века, а всего через несколько десятилетий христианство стало государственной религией. Мне кажется, это потому, что здесь есть горы. Горы – это всегда как будто молчаливые «линки» на другой мир, мир духа. К тому же грузины и грузинки любят черный цвет. И одетые во все черное статные священники с черными с проседью бородами – как будто наиболее «грузинские» грузины, абсолютно вписывающиеся в пейзажи своей родины. Тогда название Цхинвали мне не говорило ничего. Дима рассказывал, что, когда они ездили к митрополиту, на границу с Осетией то по дороге не встретили ни одного человека в военной форме. И я за эти 10 дней не видел ни одного солдата, кроме пары американских военных тоже встречавших кого-то в аэропорту... Я видел совсем другие вещи.

2. Вид с балкона тбилисской гостиницы «Old Metehi» на реку Куру, вдоль берегов которой и расположился Тбилиси. Гостиница стоит прямо на скалистом берегу, под балконом – обрыв метров в пятьдесят и река, большая ленивая, какого-то колониально мутно-зеленого цвета. А на другом берегу продолжается старый Тбилиси – домики, храмы и на самом верху – крепость Нарикала.

Кого только ни притягивала грузинская земля, в том числе и арабов. Но поставив в Тбилиси наместника, они не слишком озаботились управлением города. «Это была настоящая городская республика, -  с восторгом рассказывает мой грузинский приятель, поэт и ценитель анархистских идей, Зураб Ртвелиашвили… Наместник только получал подати, а горожане сами решали важнейшие вопросы своей жизни. Так было пока Давид Строитель, деятельно объединявший Грузию в XII веке, не взял Тбилиси приступом. Но город сопротивлялся, в случае осады горожане скрывались в крепости Нарикала и за ее стенами на обрывистых холмах держали оборону. Давид не мог справиться с непокорными тбилиссцами многие годы…»

3. Видеофайл. Вид с одного из холмов Нарикала на покрытые зеленым лесом горы. Звучит хор из миллиона здешних сверчков, они стараются. Ощущение жаркого полудня.

4. Снимок стакана с белым вином, в котором плавает четвертинка большого персика. Его держит рука на весу, рядом другие руки держат еще четыре таких же стакана, понятно, что они сейчас будут чокаться.

Однажды под вечер я зашел в местную парикмахерскую неподалеку от гостницы. Небольшое, немножко пост-советского вида помещение, давно не перекрашивавшиеся стены украшены плакатами с парикмахерских конкурсов и рекламными постерами. Хозяин не высокий, немного грузный, лет около шестидесяти. Он обслужил меня, а потом, когда я спросил: «Сколько с меня?», он сказал: «Не к спеху, давай сначала выпьем вина с моими друзьями!» И действительно он приоткрыл дверь в соседнюю комнатку с выходом во двор. Здесь стоял холодильник, работал большой вентилятор и за столом сидели еще трое мужчин примерно того же возраста. На столе была тарелка с сыром сулугуни, овощной салат, щедро приправленный кинзой, плоская хлебная лепешка и большая пластиковая бутыль с кахетинским вином. «Как жаль, что ты не приехал немного раньше!» - сказал хозяин-парикмахер. «В прошлом году на своем винограднике я сделал 420 литров вина. Но мы все выпили с друзьями…А ты, значит, из Латвии? Ну, за дружбу между народами!» И мы все четверо чокаемся стаканами с вином, в котором плавают дольки персика, выпиваем вино и закусываем сочной мякотью плода, пропитавшегося кахетинским белым. Потом мы, конечно, беседуем о политике и мне говорят: «Понимаешь, нам что важно – немножко денег заработать, позвать друзей и хорошо посидеть…» Потом мы прощаемся, но меня зовут заходить еще, ведь в пятницу, может быть, привезут хорошего домашнего вина…

5. Большая черная старая советская волга с приоткрытым багажником, полным огромных полосатых арбузов. Рядом никого нет. Хозяин, наверное, привез свой урожай на продажу, а сам отошел на минутку.

 

6. Выходящее на улицу окно подвальной пекарни, у окна присел на корточки полицейский в форме, он протягивает деньги, а взамен получает большой плоский только что выпеченный лаваш. В окне виден пекарь в белом халате, печь и покрытый мукой стол.

7. – 8. – 9.  Фотографии домов в Старом Тбилиси. В два-три этажа, с огромными балконами, украшенными деревянной резьбой. Сохнет белье, из окон показываются старушки, а внизу детвора балуется со шланогом, из которого бьет ленивая струйка.

Если вам нравится грузинское кино и картины Пиросмани, вы не разочаруетесь в современной Грузии. Всё еще здесь. Говорят, что многое в Старом Тбилиси будет перестраиваться по "глобальным" стандартам, сюда приходят иностранные инвесторы, в том числе из арабских стран, которым безразлична грузинская старина, но еще года три-четыре у вас в запасе есть точно. А еще хорошо бы вам найти экскурсовода- любителя Сашу, чтобы он провел вас ночью из Нарикали на Хлебную площадь по еле освещенным, но как свои пять пальцев знакомым ему улицам. Особенно хорошо там, где церкви на склоне горы почти сливаются с окружающими домами и дети играются или просто сидят и болтают о чем-то своем прямо в церковных дворах. С их рождения -  это привычная для них площадка для игр. А рядом журчит источник с вкуснейшей прохладной водой, текущей с вершины.

10. Стол, покрытый белой скатертью. На нем несколько бутылок вина с высокими горлышками, пара бутылок с минералкой и бутылки с разноцветными лимонадами – грушевый, лимонный… и тархун со своим ярко-зеленым «абсентным цветом».

Все знают о грузинском вине, но не все знают о грузинских лимонадах – обязательной части застолья. Они совершенно не отдают химией и действительно приятны на вкус. Самый знаменитый грузинский лимонадный бренд – «Воды Лагидзе» – ведет свою историю со второй половину XIX века, когда по окрестным селениям разъезжал Митрофан Лагидзе, выясняя где растет лучший тархун и какие ароматные травы и плоды достойны появления на столе в виде напитков. Я помню магазинчик «Воды Лагидзе», возникший в Ленинграде в конце 80-х, просуществовал он, правда, не долго, везти лимонады из страны в страну стало сложно. А в 90-е, как рассказал мне безутешный Зураб, Coca-Cola выкупила бренд «Воды Лагидзе» у одного из наследников славного семейства и прекратила производство под этим названием. Правдив ли этот рассказ, я выяснить не успел, но, к слову сказать, лимонады других грузинских компаний тоже очень неплохи.

 

11. На фоне позднего вечера выхваченная фотовспышкой слегка облезлая слоновья нога почему-то в окружении зеленых листьев.

Это дерево, платан, они действительно так выглядят. Их очень много в Тбилиси, а больше всего на проспекте Руставели – главной артерии столицы.

12. Выложенная из камней древняя стена с зияющим проемом окна. В окне видно небо.

Снимок сделан в Гелати, это древний религиозный и научный комплекс, здесь на вершине горы располагались монастырь, колокольня, церковь и академия, основанная в 1106 году  все тем же Давидом Строителем. Царь, желая создать у себя на родине крупный просветительский центр, собрал в Гелатской академии лучших грузинских ученых. От залы, где они заседали и беседовали в греческих традициях остались только стены, в одной из них – то самое окно. Встретивший нас знаток грузинской истории говорит, что в зале стоял и огромный зарытый в землю сосуд для вина. Философия и виноделие шагали рука об руку. У входа в соседнюю церковь зарыт и сам Давид. Так завещал он себя похоронить, чтобы каждый входящий в храм ступал на его могилу. По преданию таким образом он хотел себя наказать за гордыню… Вообще Гелати -  удивительное место. Какое-то счастье там разлито в воздухе. Может быть, это и имеется в виду в древнем церковном термине «благодать».

13. Мальчики и девочки в национальных костюмах темно-вишневого цвета. Танцуют.

В Кутаиси нас встречали танцующие дети. Мальчики делали это очень лихо. А девушки выглядели удивительно благородно – в длинных больших бархатных юбках и небольших чепцах под цвет платью. Вообще грузинки – нация красавиц, не растерявшая древний, выпестованный столетиями традиций внутренний аристократизм. У них очень нежная и одухотворенная красота, бледная кожа, черные волосы и бездна изящества.

14. Ночь. Выхваченный вспышкой кусок каменистого пляжа в Батуми. Камни, камни, а потом вода.

Мы сидели здесь с грузинским поэтом Давидом Чихладзе и его подругой Майей и беседовали о все еще модном термине «кидалты» - о взрослых, не спешащих растерять свои детскость. Майя говорит: «В Грузии мужчины – настоящие дети. До самой старости. Потому что быть такими им позволяют грузинские женщины.» «Ага, - говорю я, - тогда понятно почему они так любят одеваться в черное и классически (брюки, туфли, рубашка). Маскируются под взрослых!»  Мы смеемся и бросаем камешки в Черное море. Оно здесь очень ленивое и спокойное.

15. Раннее утро (около 6). Тот же пляж. Светит солнце. К берегу выходят любители утреннего купания и гимнастики. Они делают упражнения, неспешно переговариваются, заходят в воду, плывут.  

Утренний воздух абсолютно прозрачен и ясен. Вокруг – тишина, прерываемая время от времени негромкими репликами на грузинском. Море – как спящий ягненок. Хорошо.

16. Улица в Батуми. Двух-трех-этажные дома. Прямо на улице у булочной-пекарни стоят белые пластмассовые столики и стулья. На одном из них – маленькая чашечка с кофе по-турецки.

Это удивительно вкусный кофе. Ароматный, крепкий, сладкий. Однажды я не выдержал и стал расспрашивать, как его готовят. «Ложка кофе и ложка сахара на чашечку воды. Вот и всё» - сказал мне женщина, заваривавшая кофе. Я попробовал повторить это дома. И, конечно, вкус был не тот… А вообще курортная расслабленная атмосфера Батуми как нельзя более подходит для смакования кофе на улице. Сидишь, стайки гуляющих девушек или мамы с семействами проходят мимо. В Грузии, кстати, это до сих пор существующее явление, которое мы наблюдали и на наших поэтических вечерах – принаряженная, в вечернем платье мама и дочка-красавица, в классических юбке, блузке и туфлях. Мама болтает с подругами, а дочка стоит рядом, скромно, молча… "Невеста на выданье из хорошей семьи".

 

17. Новенькая с иголочки курортная гостиница Alik в Батуми, названная в честь хозяина, которого, собственно так и зовут. Двор перед ней со скамейками и фонтаном. Здесь же стоит большой черный Хаммер с номером Alika. А в двух шагах от него на маленьком игрушечном пластиковом Хаммере сидит сын хозяина гостиницы, мальчик лет шести. Игрушечную машину толкает один из портье в черных брюках и белой рубашке. Мальчик катается туда-сюда со строгим, почти отстраненным выражением на лице.

В тех грузинских городах, где мы побывали, как-то не очень много велосипедистов. Считается, что, став совершеннолетним, грузинский юноша лучше сядет за руль. В холмистом Тбилиси с совершенно невероятным по логике транспортным движением, велосипед – возможно, не самое подходящее средство передвижения. Но в Батуми это удивляет… Кстати, девушек на двухколесном друге здесь еще меньше.

18. Ночь. Кабачок прямо на берегу моря, на пристани. Совсем рядом – стоят у причала большие торговые судна в ночных огнях.

Мы только что вынесли столик на площадку в паре метров от ленивых волн. Нас привел сюда Звиад Ратиани, еще один грузинский поэт и переводчик, который параллельно работает в крупнейшей грузинской компании мобильной связи – монтирует кабели и другую технику на вышках связи. И вот Звиад заказал в очередной раз вина и закуски, мы сидим, он рассказывает о том, как любит Батуми, потом о своих любимых американских поэтах, потом о своих любимых грузинских поэтах. И одному из них, Бесику Харанаули, он решает позвонить. Он включает громкую связь, оживленно говорит по-грузински с человеком на том конце провода. Тот ему отвечает и Звиад громко от души смеется, а потом переводит нам: «Бесик говорит, слушай, дорогой, почему ты звонишь мне, когда тебе уже хорошо, позвони мне за полчаса перед этим, я приеду, и вместе будем радоваться!»…

19. Тарелка, в которой хачапури по аджарски. Это такая лодочка из теста, в которой покоится сыр, расплавленный и пропеченный, а сверху на сыр вылито свежее яйцо.

Вам надо взболтать сыр вместе с яйцом, чтобы они стали единой однородной массой и пропитали тесто до самой корки. Это очень-очень вкусно.

20. Видеофайл. Я снимаю сады растущие по берегами горной речки в местечке Багдади. Сады серпантином тянутся и тянутся наверх. Речка журчит по камням.

Именно здесь родился поэт Владимир Маяковский. Нас привезли сюда посетить его дом-музей и выступить в местной школе, но мне сегодня выступать не надо, и я просто отхожу в сторону от толпы разомлевших от жары участников и разнаряженных встречающих, и начинаю шагать вверх и вверх. На меня смотрят местные старушки, поглядывают из проезжающих «жигулей» мужчины. Я и сам смотрю во все глаза на дома с резными балконами, на деревья, на камни, на небо. Я – в Грузии. И сама эта фраза звучит как песня.

...Всего через пару недель после этого я читал новости и строчил смски своим друзьям, пытаясь узнать как их дела в том военном беспределе, который обрушился на них в августе. Звиад был как раз в командировке в Гори, когда там были бомбежки, но слава Богу, он не пострадал. Кажется, в этой войне проиграли все. Трудно сопоставить кадры новостных каналов и то, увиденное всего пару недель назад, что вертится в твоей голове… Монастыри и застолья, книги и сады… а потом бегущие по улицам под обстрелом женщины. Люди могут сидеть за одним столом, а могут и воевать. Даже не зная, кто на самом деле отдал приказ и кому это выгодно. И это очень, очень неправильно. Наш мир слишком сплетен в глобальную сеть подспудных и глубинных интересов, чтобы какая-то отдельно взятая война могла бы быть справедливой. Справедливым может быть только мир и разговор.  Разговор за столом, уставленным угощением, или за столом с бутылками минералки в дипломатическом офисе. Это уже детали…

Впервые текст был опубликован в осеннем номере журнала "21", по-латышски.

Назад