Обычно на поэтических чтениях «Север-Юг» во время Дней поэзии мы сводим вместе «северных» и «южных» поэтов, но на этот раз мы чуть изменили концепцию. В северную Ригу приедут два поэта с Юга Европы, между городами которых – дистанция в четыре с половиной тысячи километров. Каталонец Чема Мартинез и грузин Звиад Ратиани, двое мужчин, двое «отцов семейств», которых сближает «любовь не только к слову, но и к нашему незадачливому бытию» (как написал Бахыт Кенжеев в предисловии к публикации переводов из Звиада).
На территории нынешней Испании проживали племена племена иберийцев. Ещё до нашей эры они были завоеваны римлянами и латинизированы. На территории современной Грузии проживали иверийцы. И одна из частей Грузии до сих пор носит это название. Возможно, здесь действительно есть связь, ведь любовь к вину, застольям и особенное, поэтичное ощущение жизни свойственно и испанцам и грузинам. Может быть, именно поэзия поможет нам разрешить эту загадку?
Звиад Ратиани
Звиад Ратиани родился в 1971 году в Тбилиси, где и живёт до сих пор. Он известный поэт и переводчик поэзии. Давно поняв, что литературой «не обеспечишь семью», Звиад получил техническое образование и работает теперь в телекоммуникационной компании – разъезжает по всей Грузии и возводит вышки для мобильной связи. Выпустил четыре книги стихов. Переводил на грузинский язык стихи Райнера Марии Рильке, Томаса Элиота, Эзры Паунда, Роберта Фроста, Уистана Хью Одена, Роберта Лоуэлла, Дерека Уолкотта, Шеймаса Хини и других поэтов. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии Института Гёте за переводы стихов Пауля Целана (1999) и премии имени Важи Пшавелы за поэтический сборник «Дороги и дни» (2005). Стихи Звиада Ратиани переводились на многие европейские языки.
Чема Мартинез
Чема Мартинез родился в каталонском городе Льейда в 1972 году. Он опубликовал семь сборников стихов, за которые получил несколько престижнейших литературных премий в Испании. В течение 6 лет вёл Mahalta International Poetry Festival. Переводил на каталонский сонеты Шекспира и стихи Э.А. По. Активно публиковался в каталонской прессе, вёл отдел литературной критики в нескольких изданиях. Чема Мартинез Переведён на многие языки, постоянно участвует в литературных фестивалях по всему свету. Один из самых популярных и востребованных авторов Каталонии и всей Испании.
«Чувства поэзии имеют смысл; эмоции, которые мы переживаем, которые мы выражаем и высвобождаем, достоверны. Вот почему я нахожу это странным, когда кто-то приходит и объявляет мне, что поэзия – это не я, а скорее вещи, которые говорят через меня, и что мой голос – глашатай народа, или, в лучшем случае, богов. Что я эмиссар, или в некотором роде пророк, что, конечно, можно было бы считать увлекательной профессией. Я же в моей нежной невинности всегда верил, что вещи не говорят, по крайней мере, не в реальной жизни, что они всегда просто здесь». Чема Мартинез.
«Абсолютное большинство людей в Грузии, да и в любой стране, прекрасно обходятся без поэзии – какие бы возвышенные вещи они ни болтали особенно за столом, со стаканом вина в руке, поэзия почти никому не нужна. И никаких таких иллюзий уже нет, ты видишь, что нас, нуждающихся в стихах, очень мало, так чего ж там выпендриваться, строить из себя гения, или без пяти минут гения...» Звиад Ратиани.
Стихи Чемы Мартинеза переводил на латышский Арвис Вигулс, а Звиада Ратиани – Петерис Драгунс. Поэтический вечер из серии «Север-Юг», в котором Грузия встретит Каталонию на земле Латвии, начнётся в культурном центре Канепес на улице Сколас, 15, 13-го сентября в 19.00.
Чема Мартинез
СЕРДЦЕ ШОПЕНА
Я помню пальцы моей сестры
на чёрных и восковых клавишах
домашнего пианино,
её ноги ступали
по педалям тихо,
как если бы они шествовали через сон.
Каждый день она училась играть
Шопена, снова и снова,
пока я делал домашние задания или играл
на полу рядом с ней,
под её длинными волосами
и небесами нотных листов.
Каждый вечер ноктюрны рождались
из деревянных молоточков,
мы слышали, как они гнездились
в углах съёмной квартиры семидесятых годов,
скользили в поздний час
как великолепные птицы, приближающиеся к пропасти.
Однажды в июне, когда бабушка
мыла клубнику на кухне,
Баркарола всплыла из пустоты,
качающаяся, прозрачная –
она никогда не исполняла её так прежде,
и когда музыка кончилась, мы продолжали молчать,
мы узнали, что такое тишина.
На следующий день она ушла из дома.
Я помню мать,
плачущую за обедом, руку отца,
хлопающую крышкой пианино,
безутешные рыдания металла.
Потребовалось время, чтобы музыка прекратилась.
Я ещё слышал хрупкие отзвуки
от стен, потолка, через вентиляционные отверстия,
в тёмной прихожей, в водопроводных трубах,
под водой в наполняющейся ванне.
Когда же и они исчезли,
явилась новая тишина, не та, что сродни отсутствию,
но напряжённая тишина, уставившаяся в затылок воспоминанию,
та, которую можно услышать, когда дверь закрыта,
яйца взбиты и тарелки вымыты,
баллоны с газом передвинуты, голос позвал меня к столу,
политиканы заговорили по телеку,
и кусочки и обрывки разговоров, споров и смеха
плывут над балконами многоквартирных домов.
Даже когда я больше не скучал по ней,
я слышал пустоту
которую она оставила в нашем доме
когда она ушла из пепельно-серого города
в поисках другого дома
или другого вида счастья.
Молча отец справлялся со своими кроссвордами,
а мать пела, пока убирала дом,
начало одной и той же песню.
Я не знал ещё тогда об этом, но я похоронил,
как когда-то похоронили сердце Шопена в Варшаве,
сердце ребенка в пианино,
когда она уехала
и оставила нас там позади,
в одиночестве.
(перевод Сергея Тимофеева)
Звиад Ратиани
СНЕГ, СНЕГ. ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА
Жизнь прекрасна. Проснулся в начале седьмого
и зажег огни нашей ёлки, хорош
блеск её разноцветных свечей. Жизнь
прекрасна. Дети спят. И взрослые. Снег,
первый, кажется, в этом сезоне, падает.
Падает снег, и светает. Тридцать четыре –
шепчу я себе. Нет, не годится. Тридцать четыре –
повторяю погромче. Опять не то. Что-то не нравится
в этой цифре; а ведь именно столько исполнилось мне
сегодня. Минимум полчаса
в моем распоряжении, могу сидеть и писать. Нет,
не могу. За окном залаяла собака, и так энергично,
что я подумал: ей ещё о многом и многом лаять,
но она вскоре притихла. Жизнь
прекрасна. Быстро светает,
и заранее ленюсь прожить этот день, этот
конкретный. Я не о жизни. Жизнь
прекрасна. Жить я люблю. Я ленюсь прожить
именно этот, наступающий день,
шагать по грязи – ведь снег в этом городе не держится долго,
принимать поздравления, не-поздравления, говорить «спасибо»
с соответствующей мимикой. Быстро светает,
и в дневном свете уже не так хорош
блеск разноцветных ёлочных свечей. Жизнь
прекрасна. Моя дочка бежит к окну
и с криком «снег, снег» несется по дому,
а сын еще маленький, ничего пока не понимает, но и он радуется
и подпрыгивает на кровати. Я мог предугадать
такое начало дня, так как проснулся в начале седьмого
и первым увидел снег за окном. Дитя моё,
не так уж и хорош этот снег –
час, другой, и растает, превратится в грязь,
он так же безжизненен, как число Тридцать Четыре,
так же бездушен, как блеск ёлочных свечей в дневном свете,
бесплоден, как твой отец за письменным столом.
Но эти слова, дитя моё, плохие слова, а снег – снег хорош,
и твой отец, представь себе, тоже. Пока он не вышел из дому
на улицу, где снег еще нерастоптан и чист,
скажи ему что-то, неважно что, любое слово шепни,
пусть даже бессмысленное Тридцать Четыре,
и он станет красивее, чем был, и с легкостью будет шагать по тающему снегу,
принимать поздравления, благодарить поздравляющих
и хотя бы некоторое время не вспоминать,
как усложнилась жизнь,
как упростились мечты. Жизнь
прекрасна.
(перевод Инны Кулишовой)